Жизнь Чезаре Борджиа
Глава 21. ТРЕТЬЯ СВАДЬБА ЛУКРЕЦИИ
Примерно в то время, когда Чезаре Борджа преподносил римлянам уроки вежливости и хорошего тона, феррарский посланник Джанлука Поцци писал будущему свекру Лукреции — герцогу Эрколе: «Нынешним вечером я вместе с мессером Герардо Сарачени посетил сиятельную монну Лукрецию, чтобы приветствовать ее от лица Вашей Светлости и Его Высочества дона Альфонсо. Она удостоила нас беседы, продолжавшейся довольно долго и содержавшей немало интересного и поучительного. Суждения герцогини о различных предметах свидетельствуют о ее живом уме, добросердечии и здравомыслии».
В конце декабря 1501 года в Рим выехали молодой кардинал Ипполито д'Эсте и два его брата — Фернандо и Сиджизмондо. Они возглавляли почетную свиту, которая должна была сопровождать невесту в Феррару.
У стен города братьев ожидал герцог Валентино, окруженный тысячным отрядом своей гвардии. По случаю встречи дорогих гостей Чезаре сменил черный бархат на белый атлас; его тяжелый меховой плащ ниспадал на усыпанное самоцветами седло. Холодный ветер с гор шевелил страусовые перья на шлемах офицеров и уносил прочь клубы пара от дыхания лошадей. Завидев вдали кавалькаду феррарцев, герцог тронул коня. Через минуту, сверкая белозубой улыбкой на смуглом лице, он уже заключил в объятия добродушного и веселого кардинала Ипполито.
Теперь Ватикан, а за ним и весь Рим, окунулся в безудержное веселье. Пиры и банкеты, маскарады, комедии и балы следовали друг за другом сплошной чередой, полностью оправдывая суждение о том, что нет на свете таких наслаждений, которых нельзя было бы изведать в Риме. Папа, не скупясь, оплачивал любые расходы, но ввиду преклонного возраста даже не пытался угнаться за молодежью. Первым во всех затеях и развлечениях, будь то турниры или ночные пиршества, неизменно оказывался Валентино.
Праздники продолжались неделю, а затем Лукрецию собрали в далекий путь. Как мы уже говорили, сестра Чезаре Борджа покидала Вечный город не с пустыми руками: общая стоимость ее приданого, включая драгоценности и произведения искусства, достигала трехсот тысяч дукатов. Второго января 1502 года, сопровождаемая огромной свитой римских и феррарских дворян, она навсегда покинула Рим.
Отныне Лукреция уходит и со страниц нашего повествования — мы встретим ее имя лишь несколько раз. В целом же роль этой женщины в столь богатой событиями истории семьи Борджа была очень невелика. Правда, впоследствии пылкое воображение романистов и поэтов создало вокруг нее ореол роковой красавицы, ненасытной любовницы и отравительницы, не устававшей вдохновлять свою преступную родню на новые злодеяния. Но в действительности, судя по отзывам современников, дочь Александра VI нисколько не отличалась от множества других знатных дам эпохи Возрождения. Веселая и остроумная, миловидная и чувственная, она была вполне безобидным существом, чья воля с детских лет полностью подчинялась хитрости отца и честолюбию брата. Выросшая в королевской роскоши, она оставалась лишь орудием двух умных, властных и совсем нещепетильных людей; она не знала отказа ни в чем, что можно купить за деньги, но не имела права голоса при решении собственной судьбы.
После венчания с Альфонсо жизнь Лукреции протекала достаточно спокойно и мирно, не давая больше пищи для сплетен. Домашний быт коронованных особ и их семейств проходил на виду у десятков глаз и неизбежно становился достоянием гласности. Будь Лукреция Борджа тем монстром, которого рисуют нам Гюго и Дюма, летописи Феррары обязательно отразили бы какие-нибудь новые похождения герцогини. Ей исполнилось двадцать два года — по тогдашним меркам, она была уже зрелой женщиной, но все же трудно допустить, что именно в этом возрасте характер и привычки Лукреции претерпели внезапную перемену.
Гораздо правдоподобнее выглядит другое объяснение: римская молва вылепила тот образ дочери Александра VI, какой желала видеть. А вот феррарские хроники сообщают нам лишь о таких чертах герцогини, как богобоязненность и мягкий нрав.
После отъезда сестры Чезаре находился в Ватикане еще около месяца. Он хотел провести Пасху вместе с женой — Шарлотта д'Альбре собиралась приехать в Рим, и придворные, провожавшие Лукрецию в Феррару, должны были затем следовать в Ломбардию, чтобы встретить супругу герцога Валентино и примкнуть к ее свите. Путешествие в Вечный город предстояло и двухлетней Луизе Борджа, дочери Чезаре, увидеть которую ему так и не довелось. Однако поездку пришлось отменить — шурин герцога, кардинал Аманье д'Альбре, известил его о неожиданной болезни своей дорогой кузины. Шарлотта осталась во Франции.
Семнадцатого февраля папа и Чезаре выехали в Чивитавеккью, где их ожидала эскадра адмирала Лодовико Моска. Святой отец решил посетить Пьомбино, последнее из завоеваний герцога. Галеры подняли якоря и двинулись на северо-запад, разрезая острыми позолоченными носами синюю гладь Тирренского моря.
Пусть пьомбинцы и не имели оснований для особой любви к Александру VI, но все же визит самого папы — всегда чрезвычайное событие и огромная честь для любого города. Встреча в порту отличалась невероятной пышностью, и горожане не выказали никаких следов недоброжелательства. Для первосвященника подали открытые носилки с отделанным парчой троном, и процессия под звуки труб двинулась к древнему форуму, где еще во времена Цезарей оглашались законы и принимались важнейшие общегородские решения. Рядом с носилками шли шесть кардиналов и певцы из хора Сикстинской капеллы, а чуть поодаль — герцог, окруженный римскими дворянами и сановниками Ватикана.
Благословив народ, папа проследовал во дворец, чтобы отдохнуть с дороги. Высокие гости провели в Пьомбино еще четыре дня, а затем переправились на остров Эльбу, где было решено начать строительство двух крепостей. Разработку этого проекта герцог поручил Леонардо да Винчи, который по-прежнему находился у него на службе.
В первых числах марта Александр и его свита вернулись на корабли. Обратный путь не обошелся без приключений: эскадра попала в жестокую бурю. В тот день даже многоопытный адмирал Моска не был уверен в благополучном исходе плавания. Примитивная оснастка галер не позволяла использовать штормовые паруса, и лишь отчаянные усилия гребцов удерживали суда от столкновения с береговыми утесами. Преосвященные пассажиры, непривычные к морю и измученные качкой, возносили к потемневшим небесам жаркие мольбы, припоминали свои многочисленные грехи и спешно исповедовали друг друга, готовясь принять смерть в угрюмой пучине. И только папа, тучный семидесятилетний старик, вполне сохранил присутствие духа и веру в Божье милосердие. Он остался на палубе. С любопытством и восхищением поглядывая на кипящие валы, Александр успокаивал перепуганных прелатов. Сам он ничуть не изменился в лице и только иногда, досадливо морщаясь, вытирал с лысой головы холодные брызги. Пример святого отца оказался очень действенным: паника улеглась, а вскоре затих и шторм.
На время отсутствия герцога управление всеми гражданскими и военными делами в Романье перешло к новоназначенному губернатору Рамиро де Лорке, пятидесятилетнему испанцу сурового и вспыльчивого нрава. Его преданность Валентино не имела границ, но методы управления являли собой резкий контраст с образом действий герцога. Там, где Чезаре Борджа проявил бы, скорее всего, великодушие, Рамиро обрушивал на виновных всю тяжесть карающего закона. Перед губернатором дрожали знать и простонародье, богатые и бедные, ибо его решения бывали столь же жестокими, сколь и беспристрастными.
Вот один из примеров судопроизводства Рамиро де Лорки (этот случай описан в хронике Бернарди). В конце января 1502 года в Фаэнце по приговору городского суда были повешены двое преступников. Веревка оборвалась, и один из казненных остался жив. Толпа отбила его у стражников и спрятала в доминиканской церкви — по старинному обычаю, кающийся грешник считался неприкосновенным, пока находился под защитой освященных стен. Наместник города потребовал выдачи осужденного для повторной казни, но приор-доминиканец, ссылаясь на право убежища, отказал ему и запер церковные двери перед судебными приставами.
Приор не знал, что канонический закон уже отошел в прошлое. Отныне по распоряжению папы беглые преступники подпадали под юрисдикцию светских властей «независимо от святости места, в коем они попытаются найти спасение». Более того — духовное лицо, дерзнувшее воспрепятствовать отправлению правосудия, могло быть наказано лишением сана и даже отлучено от церкви.
Рамиро де Лорка счел своим долгом лично прибыть в Фаэнцу для разбирательства. Ознакомившись с делом, он заставил приора выдать несчастного беглеца, и тот был повешен вторично, на этот раз — на оконной решетке городской магистратуры. Губернатор также приказал бросить в тюрьму зачинщиков беспорядков и объявил, что освободит их только после уплаты штрафа в десять тысяч дукатов. Депутация виднейших граждан тщетно пыталась добиться смягчения участи арестованных — Рамиро не принял ее и пригрозил городу новыми карами, если жители не прекратят потворствовать беззаконию и мятежам. К счастью, слух об этой истории вовремя дошел до Рима, и вмешательство святого отца предотвратило конфликт: рассудив, что граждане Фаэнцы достаточно настрадались, папа велел выпустить схваченных горожан без всякого выкупа.
Герцог никогда и ничего не делал без дальнего прицела, и, назначая Рамиро де Лорку на пост губернатора Романьи, он рассчитывал извлечь двоякую выгоду. Во-первых, Валентино хотел поскорее привить своим новым подданным должное почтение к закону и власти. За многие десятилетия раздоров, междоусобных войн и тирании из умов людей выветрилась сама мысль о правовых нормах, что очень затрудняло эффективное управление страной. А во-вторых, существование жестокого наместника позволяло герцогу наводить порядок, не возбуждая ненависти к себе. Рамиро карал, а Чезаре миловал, и его популярность росла с каждым днем.
Герцог заботился не только о соблюдении законов, но и о том, чтобы сделать их общеизвестными и понятными. Один из первых печатных станков в Италии, заработавший в 1501 году, был пущен в ход благодаря содействию и покровительству Валентино. Изготовлением инкунабул руководил маэстро Джироламо Санчино. Желая заручиться одобрением духовных и светских властей, он с особенным прилежанием оттиснул на титульном листе первой книги (увидевшей свет в январе 1502 г.) слова посвящения: «Ad perpetuam gloriam Domini nostri Ducis» note 25.
<< НАЗАД || ОГЛАВЛЕНИЕ || ВПЕРЕД >>
Сноски
Note1 Пороки эпохи, а не человека (лат.)
Note2 Распутная женщина (лат.)
Note3 «Подобное излечивается подобным» (лат.)
Note4 «А папа — только первосвященник Господа Христа, но не Цезарь» (лат.)
Note5 Jofre — здесь приводится каталонское чтение имени
Note7 «Иудей, конечно, сбежал, и папа остался неисцеленным» (лат.)
Note8 «Усопшему владыке» (лат.)
Note9 Достойная похвалы комедия (ит.)
Note11 «Остерегись, отче, ибо я папа!» (лат.)
Note12 «Очистительный указатель» (лат.)
Note13 «Не по своей воле» (лат.)
Note14 Для спасения его души (лат.)
Note15 Все ради имени Цезаря (лат.)
Note17 Представитель французского короля. — Примеч. ред.
Note18 По старинному обычаю, главные судебные должности в городах средневековой Италии занимали уроженцы других независимых городов. Считалось, что таким образом обеспечивается беспристрастность суда при разборе тяжб. — Примеч. Р. Сабатини
Note19 «Или Цезарь, или ничто» (лат.)
Note20 В настоящее время ножны этой шпаги находятся в Англии, в музее Южного Кенсингтона, а сам клинок — в Италии, являясь собственностью семейства Каэтани. — Примеч. Р. Сабатини
Note21 Существующее положение (лат.)
Note22 На смертном одре (лат.)
Note23 «Чезенская летопись» (лат.)
Note24 «Сначала кое-кто удовлетворил свое сладострастие» (ит.)
Note25 «К вечной славе нашего государя герцога» (лат.)
Note26 «Для помощи в завоевании Болоньи именем церкви, а также для борьбы с Орсини, Бальони и Вителлоццо» (фр.)
Note27 Аркебуза — длинноствольное фитильное ружье. Такие ружья были известны в Италии уже почти сто лет, но широкое распространение получили лишь в описываемое время, к концу XV — началу XVI века. — Примеч. Р. Сабатини
Note28 Церковный трибунал. — Примеч. ред.
Note29 Военную хитрость (греч.)
Note30 Андрея Дориа, заявивший, что не сдаст цитадель никому, кроме герцога Валентино. — Примеч. Р. Сабатини
Note31 Св. Франциск Ассизский. — Примеч. Р. Сабатини
Note32 Убийца блаженной памяти кардинала Сант-Анджело (лат.)
Note33 В урне этой покоится Джанбаттиста Феррари. Тело его досталось земле, добро — Быку, а душа — Стиксу (лат.). Стикс — в греческой и латинской мифологии подземная река в царстве мертвых.
Note35 Первая буква имени Cesare (Чезаре)
Note36 Многих должен бояться тот, кого боятся многие (лат.)
Note37 Спаси меня, Господи» (лат.) — заупокойная католическая молитва
Note38 «Этот убийца и кровосмеситель, воплощенный в животном, предназначенном для боен, воскрешает в памяти чудовищные образы древних античных зверств. Мне слышится, как бык Фалариса и бык Пасифаи ужасным ревом вторят из глубины веков голосу этого чсловекозверя…» (фр.)
Note39 Существующее положение (лат.)
Note40 Атропос — одна из богинь судьбы в греческой мифологии (примеч. ред.)
Note41 Здесь, под горстью земли, лежит тот, кто внушал страх всем людям; тот, в чьих руках были мир и война. О путник, если ты ищешь, кому воздать заслуженную хвалу, — преклони колени здесь, ибо тебе не найти достойнейшего (исп.)
Note42 Да покоится в мире! (лат.)