Жизнь Чезаре Борджиа
Глава 14. СМЕРТЬ АЛЬФОНСО АРАГОНСКОГО
События, к изложению которых мы сейчас перейдем, не имели в глазах современников ничего загадочного, став лишь одним из эпизодов в длинной череде злодеяний Борджа. Имеющиеся свидетельства менее противоречивы, чем те, которые относятся к гибели герцога Гандия, и возможно, что обвинительный приговор, вынесенный молвой нашему герою, в данном случае вполне справедлив. Но подлинные причины трагедии остаются неясными, и теперь уже едва ли удастся стереть все «белые пятна» в этой истории.
Как мы помним, второе замужество Лукреции состоялось в июле 1498 года. Ее супругом стал Альфонсо Арагонский, внебрачный сын прежнего неаполитанского государя Альфонсо II и племянник правящего короля Федериго. Это был красивый и пылкий юноша, на год моложе своей жены (Лукреции уже исполнилось восемнадцать). В качестве свадебного подарка, а также ради благоволения папы, король дал юному Альфонсо титул принца Бишелье и Салерно. Судя по всему, новобрачные очень любили друг друга. В ноябре 1499 года у них родился сын, названный в честь деда Родриго.
Беда всегда приходит внезапно. Пятнадцатого июля 1500 года поздно вечером принц подвергся нападению на лестнице св. Петра. В короткой схватке Альфонсо был тяжело — и, как все поначалу думали, смертельно — ранен. Нападавшие скрылись.
Согласно записям Бурхарда, принц получил ранение в голову, правую руку, и бедро. Обливаясь кровью, юноша упал на каменные ступени, а злодеи, сочтя его убитым, кинулись вниз, где у подножия лестницы их ожидало около сорока верховых. Вскочив в седла, всадники пришпорили лошадей и умчались в направлении Пертузианских ворот.
В Риме Альфонсо жил во дворце кардинала Санта-Мария ин Портико, но люди, сбежавшиеся к месту преступления, побоялись, что он не перенесет долгой дороги. Поэтому раненого поместили в ближайший дом, приличествующий его титулу и званию, — ватиканские палаты Борджа. Состояние принца казалось всем совершенно безнадежным, и кардинал Капуанский спешно дал ему отпущение грехов in articulo mortis note 22.
Неслыханная дерзость преступления потрясла горожан. Конечно, особенно волновалась и негодовала неаполитанская община. Через трое суток после покушения на Альфонсо был обнародован указ герцога Валентино, грозивший смертью всякому, кто появится с оружием в руках между Ватиканом и замком св. Ангела. Эта явно запоздалая мера предосторожности лишь усилила тревогу в городе.
Быстро распространяясь, весть о случившемся достигла Неаполя. Король Федериго немедля отправил в Рим своего личного врача, приказав ему сделать все возможное для спасения племянника и не покидать его ни днем, ни ночью. Миновала неделя, другая, и уже казалось, что искусство мессера Гальено обеспечило благоприятный исход: молодой человек пришел в сознание, жар спал, и началось заживление ран. Все были убеждены, что опасность отступила, как вдруг семнадцатого августа Рим потрясло известие о том, что принц скончался — на тридцать третьи сутки после ранения.
Бурхард сопроводил события того дня следующей лаконичной записью: «Поскольку он не пожелал умереть от ран, его задушили прямо в постели, вчера, в четыре часа пополудни». Кроме заметки о самом покушении, это единственное упоминание о судьбе несчастного принца, сделанное автором «Дневника».
Конечно, многоопытный церемониймейстер, всякое видавший на своем веку, не принадлежал к числу особо впечатлительных людей. И все же циничное хладнокровие его комментария выглядит несколько необычно, равно как и чрезмерный лаконизм в изложении событий. Скорее всего, он знал больше, чем осмеливался доверить бумаге. Сдержанность Бурхарда вынудила историков обратиться к многословному, но куда менее надежному источнику.
На следующий вечер тело Альфонсо Арагонского без лишнего шума перенесли в собор и после отпевания похоронили в часовне Санта-Мария делла Феббре; последнее напутствие ему дал Франческо Борджа, архиепископ Козенцы. По приказу папы неаполитанский врач и его помощник были арестованы. Впрочем, оба медика провели в замке св. Ангела не больше суток — их освободили почти сразу по завершении допроса.
Начиная с этого момента, мы вступаем на зыбкую почву слухов и домыслов. Они весьма обильны, нередко очень драматичны, но, к сожалению, ни в одном случае не содержат и намека на доказуемость. Рассмотрим их по порядку.
Основным авторитетом в вопросе о причинах гибели принца стал уже знакомый нам неутомимый сплетник — посол Венеции Паоло Капелло. В свое время, находясь далеко от Рима, Капелло ухитрился дать подробное изложение обстоятельств убийства герцога Гандия; не оплошал он и на этот раз. В своем донесении от девятнадцатого июля, сообщив о покушении, он добавляет: «Имя организатора нападения неизвестно, но это, без сомнения, тот же самый человек, который убил и бросил в Тибр герцога Гандия. Монна Лукреция, супруга принца Бишелье, занемогла от горя; по словам врачей, у нее открылась нервная горячка. Герцог Валентино издал эдикт, запрещающий ношение оружия на всем пространстве от Ватикана до замка сн. Ангела». В конце июля Капелло упоминает о том, что «раненый очень слаб и надежд на его выздоровление мало, хотя жар, кажется, начинает спадать». А восемнадцатого августа посол делает следующую запись: «Сегодня скончался принц Бишелье. Причиной его смерти явилась предпринятая полтора месяца назад попытка покушения на герцога Валентино). Герцог приказал своим людям изрубить молодого Альфонсо на куски, ибо узнал о некоем заряженном арбалете, стрела из которого должна была пронзить его (Чезаре) во время прогулки в дворцовом саду». По словам Капелло, несколько слуг принца были арестованы папской стражей и под пыткой признались в намерении своего господина расправиться с Чезаре Борджа.
В пространном донесении от двадцатого сентября, адресованном венецианскому сенату, Капелло сводит приведенные отрывки воедино, дополнив их множеством подробностей. В его изложении события разворачивались следующим образом:
«Нападение произошло в девятом часу вечера, поблизости от дворца герцога Валентино. Собрав последние силы, принц бросился к папе и крикнул ему: „Я ранен и знаю кем!“ Присутствовавшая при этом дочь его святейшества, Лукреция, увидев мужа окровавленным, упала в обморок. Перевязав раны, принца перенесли в один из дворцовых покоев, где потом при нем неотлучно находились жена и сестра, принцесса Скуиллаче. Обе женщины ухаживали за ним и собственноручно готовили ему всю еду и напитки, ибо в любом непроверенном кушанье мог оказаться яд. Они знали о ненависти, которую питает к принцу герцог Валентино, и трепетали поминутно, ожидая новых убийц. Знал об этом и папа, приказавший охранять покой и жизнь раненого зятя шестнадцати стражникам.
Святой отец несколько раз навещал принца, утешал и ободрял его. Однажды вместе с его святейшеством пришел Валентино, и когда папа заговорил о чем-то с Лукрецией, герцог, наклонясь к постели больного, тихо произнес: «Чего не было за завтраком, то будет на ужин…» И семнадцатого августа, видя, что дело идет на поправку, он появился вновь. Велев женщинам уйти, герцог кликнул своего слугу, Микелотто, и тот быстро задушил несчастного принца. В ту же ночь тело убитого было предано земле».
Рассказ посла игнорирует некоторые важные обстоятельства и скорее ставит, чем разрешает вопросы. Кроме того, он полон противоречий.
Первое. «Нападение произошло… поблизости от дворца герцога». Альфонсо ранили на ступенях лестницы св. Петра — об этом знал и говорил весь Рим, да и сам Капелло упоминал это в депеше от шестнадцатого июля. Здесь налицо или провал в памяти, или явная подтасовка, цель которой — сразу же указать виновного.
Второе, «…он бросился к папе и крикнул ему: „Я ранен и знаю кем!“» В описании ранений, полученных принцем, Капелло сходится с Бурхардом. Очень трудно себе представить, что человек, истекающий кровью, сумел пробежать одну-две улицы и сделать свое драматическое заявление. Нападающие не добили его лишь потому, что сочли мертвым. Альфонсо был без сознания, когда кардинал Капуанский отпускал ему грехи, и затем восемь суток оставался на грани жизни и смерти. Способность бегать и кричать, находясь в таком состоянии, выглядит довольно сомнительной. Вероятно, Капелло ввел в повествование этот эпизод ради его логической полноты — желая показать, что уже с самого начала всем, включая жертву, все было ясно.
Третье. Лукреция и Санча «ухаживали за ним и собственноручно готовили еду и напитки». Легко поверить в доброту обеих принцесс, в их искреннее желание спасти мужа и брата. Но у них не было никакой необходимости заниматься стряпней — ведь рядом с Альфонсо находился опытный врач, который наверняка мог проконтролировать пищу и уберечь своего пациента от отравления. В июле тот же Капелло сообщал о приезде к раненому неаполитанского доктора, но в дальнейшем не упоминает о нем.
Четвертое. «Папа приказал шестнадцати стражникам охранять раненого зятя». Эта деталь должна свидетельствовать о том, что и сам Александр знал, кто угрожает жизни принца. Но куда подевалась вся охрана при появлении убийц — герцога и его слуги Мике-лотто?
Пятое. «…Герцог тихо произнес: „Чего не было за завтраком, то будет на ужин“. Тут мы воочию убеждаемся не только в виновности Валентино, но в его дьявольской жестокости — герцог приходит полюбоваться на страдания раненого врага и дает тому понять, что он обречен. Однако возникает вопрос: кто предоставил венецианцу эти бесценные сведения? Всюду, где можно, Капелло называет своих информаторов, но в данном случае предпочитает фигуру умолчания. Тем самым он низводит свое сообщение до уровня обыкновенной сплетни, которую нельзя ни проверить, ни проанализировать.
Следует подчеркнуть, что в целом версия причастности Чезаре Борджа к убийству принца вполне допустима — речь идет лишь о недостоверности отдельных эпизодов и об удручающей нехватке надежных документальных свидетельств, которые позволили бы восстановить истинную картину.
Прошло три с половиной столетия, и «Донесения» Капелло были освящены авторитетом Грегоровия. В очерке «Лукреция Борджа» мы находим безапелляционный вывод: «Тайна, окутывавшая гибель Альфонсо, скоро рассеялась. Чезаре открыто заявил, что убил принца, поскольку тот сам покушался на его жизнь».
Но делал ли Чезаре подобное признание? Будь это так, откровенность герцога была бы обязательно зафиксирована в письмах, дневниках и посольских отчетах. В действительности же повсюду — только повторение слухов, возникших неизвестно как и неизвестно где.
Есть еще одно обстоятельство, которое трудно согласовать с рассказом Капелло, — присутствие неаполитанского врача, лечившего Альфонсо. Уж он-то наверняка пользовался доверием принца и к тому же, в силу своей профессии, был весьма наблюдательным человеком. Освобожденный после допроса в замке св. Ангела мессер Гальено вернулся на родину и, надо думать, дал королю Федериго полный отчет обо всем, что видел и слышал в Риме. Значит, летописи Неаполя могут предоставить нам столь необходимое свидетельство очевидца.
Увы — эта надежда тщетна. Анналы Неаполитанского королевства содержат лишь бесконечные пересказы версии Капелло. Остается только гадать, чем объясняется молчание доктора Гальено — тем, что ему нечего было сказать, или запугиванием во время допроса.
Даже скупые строки «Дневника» Бурхарда дают, при внимательном чтении, пищу для недоуменных размышлений. В самом деле — зачем было посылать сорок всадников ради убийства одинокого восемнадцатилетнего юноши? Кто и когда успел их пересчитать? Почему целый эскадрон, сгрудившийся у лестницы св. Петра, не привлек ничьего внимания и как такому количеству людей удалось бесследно исчезнуть после нападения на принца?
Впрочем, здесь к нашим услугам информация, исходящая от флорентийского посла Франческо Капелло (по воле судьбы два дипломата оказались однофамильцами). В шифрованных письмах синьора Франческо число нападающих ограничивается четырьмя злоумышленниками в масках. Дальнейшие события посланец Флоренции описывает примерно так же, как Бурхард, но оговаривается, что лишь передает городские слухи. Он упоминает также о неудачном покушении на Чезаре Борджа, предпринятом Альфонсо Арагонским.
Пытаясь разобраться в истории убийства принца Бишелье, мы оказываемся перед альтернативой: или принять целиком версию Паоло Капелло, возлагающего вину на герцога Валентино, или отвергнуть ее ввиду явной противоречивости. Второй путь сразу же заводит нас в тупик, поскольку вообще не дает материала для рассуждений. А идя по первому пути, мы вынуждены заключить, что Чезаре, при всей своей жестокости, только отвечал ударом на удар. Истоки непримиримой вражды двух молодых аристократов не попали в поле зрения историков, и мы не знаем причин, побудивших Альфонсо взяться за арбалет. Но ведь это — самый важный фрагмент всей картины, без которого нельзя судить об истинных ролях действующих лиц. Не всякий, кто умер насильственной смертью, — невинная жертва, и думается, что Грегоровий не прав, утверждая, будто «тайна, окутывавшая гибель принца, скоро рассеялась». Эта тайна до сих пор ждет своего исследователя.
<< НАЗАД || ОГЛАВЛЕНИЕ || ВПЕРЕД >>
Сноски
Note1 Пороки эпохи, а не человека (лат.)
Note2 Распутная женщина (лат.)
Note3 «Подобное излечивается подобным» (лат.)
Note4 «А папа — только первосвященник Господа Христа, но не Цезарь» (лат.)
Note5 Jofre — здесь приводится каталонское чтение имени
Note7 «Иудей, конечно, сбежал, и папа остался неисцеленным» (лат.)
Note8 «Усопшему владыке» (лат.)
Note9 Достойная похвалы комедия (ит.)
Note11 «Остерегись, отче, ибо я папа!» (лат.)
Note12 «Очистительный указатель» (лат.)
Note13 «Не по своей воле» (лат.)
Note14 Для спасения его души (лат.)
Note15 Все ради имени Цезаря (лат.)
Note17 Представитель французского короля. — Примеч. ред.
Note18 По старинному обычаю, главные судебные должности в городах средневековой Италии занимали уроженцы других независимых городов. Считалось, что таким образом обеспечивается беспристрастность суда при разборе тяжб. — Примеч. Р. Сабатини
Note19 «Или Цезарь, или ничто» (лат.)
Note20 В настоящее время ножны этой шпаги находятся в Англии, в музее Южного Кенсингтона, а сам клинок — в Италии, являясь собственностью семейства Каэтани. — Примеч. Р. Сабатини
Note21 Существующее положение (лат.)
Note22 На смертном одре (лат.)
Note23 «Чезенская летопись» (лат.)
Note24 «Сначала кое-кто удовлетворил свое сладострастие» (ит.)
Note25 «К вечной славе нашего государя герцога» (лат.)
Note26 «Для помощи в завоевании Болоньи именем церкви, а также для борьбы с Орсини, Бальони и Вителлоццо» (фр.)
Note27 Аркебуза — длинноствольное фитильное ружье. Такие ружья были известны в Италии уже почти сто лет, но широкое распространение получили лишь в описываемое время, к концу XV — началу XVI века. — Примеч. Р. Сабатини
Note28 Церковный трибунал. — Примеч. ред.
Note29 Военную хитрость (греч.)
Note30 Андрея Дориа, заявивший, что не сдаст цитадель никому, кроме герцога Валентино. — Примеч. Р. Сабатини
Note31 Св. Франциск Ассизский. — Примеч. Р. Сабатини
Note32 Убийца блаженной памяти кардинала Сант-Анджело (лат.)
Note33 В урне этой покоится Джанбаттиста Феррари. Тело его досталось земле, добро — Быку, а душа — Стиксу (лат.). Стикс — в греческой и латинской мифологии подземная река в царстве мертвых.
Note35 Первая буква имени Cesare (Чезаре)
Note36 Многих должен бояться тот, кого боятся многие (лат.)
Note37 Спаси меня, Господи» (лат.) — заупокойная католическая молитва
Note38 «Этот убийца и кровосмеситель, воплощенный в животном, предназначенном для боен, воскрешает в памяти чудовищные образы древних античных зверств. Мне слышится, как бык Фалариса и бык Пасифаи ужасным ревом вторят из глубины веков голосу этого чсловекозверя…» (фр.)
Note39 Существующее положение (лат.)
Note40 Атропос — одна из богинь судьбы в греческой мифологии (примеч. ред.)
Note41 Здесь, под горстью земли, лежит тот, кто внушал страх всем людям; тот, в чьих руках были мир и война. О путник, если ты ищешь, кому воздать заслуженную хвалу, — преклони колени здесь, ибо тебе не найти достойнейшего (исп.)
Note42 Да покоится в мире! (лат.)